Так как изучал французский в школе, для меня было радостью познать менталитет, пусть и не чистового француза, а скорее выходца одной из её провинций – граничащего с Бельгией, фламандского колорита.
Как эпиграф, также приведу одно из изречений персонажа его рассказов, а именно из рассказа Руки Гёца фон Берлихингена, Франса Петера Квансьюиса (на самом деле, он цитировал Иоганна Вольфганга Гёте): Писание – это трудолюбивая праздность.
Это и к моим работам относится – вроде бы и баловство, но требует времени и сил, кропотливого труда и усидчивости – и люди потом читают… Это изречение я запомнил накрепко, как и само произведение. Итак, поехали…
Пришлось дополнить повествование о Мальпертюи, ибо произведение это знаковое и пожалуй, самое фундаментальное и серьезное у этого писателя. Также добавил немного про Город Великого Страха.
Об авторе.
Был такой аж фламандский писатель – Жан Рэ(й), он же ̶Г̶о̶г̶а̶,̶ ̶о̶н̶ ̶ж̶е̶ ̶Ж̶о̶р̶а̶, ̶Н̶э̶д̶ Джон Фландерс, он же Раймундус Йоанес де Кремер, или же просто в миру – Раймон Жан Мари де Кремер, родившийся в городе Генте (что сильно послужит описанию местности, в его легендарной Руке Гёца фон Берлихингена).
Писал Жан Рэй свои рассказы задолго до Стивена Кинга, параллельно Говарду ̶Э̶л̶л̶и̶п̶с̶у̶ ФиллипсуЛавкрафту, но больше всего подражая своему кумиру Чарльзу Диккенсу. Жанр его работ весьма обширен и расплывчат. Писал на стыке детектива (наследие любимого им Диккенса), мистики, драмы, ужаса. Во многом у него, в его, по сути, “страшилках”, есть, как я его называю, эффект Скуби Ду: встретившийся протагонисту ужас потом оказывается не тем, чем казался – либо бытовым, либо просто принявшим необычную форму предметом\человеком. Но порой, мистическое нечто всё же у него попадается – так что читая его рассказы, не будешь уверен, бытовуха это будет – или реальное неведомое, мистическое нечто. Тем он и ценен. Часто у него, как и у Лавкрафта, есть мистическая основа, привязка к местности, порой своеобразные “городские легенды” тех лет. У этого автора ВНЕЗАПНО тысячи разных творений – включая эссе, рассказы, журналистику и даже тексты комиксов.
Также, Жан Рэй пару раз писал ̶с̶о̶в̶е̶р̶ш̶е̶н̶н̶о̶ ̶п̶р̶а̶в̶д̶и̶в̶ы̶е̶ ̶п̶р̶и̶к̶л̶ю̶ч̶е̶н̶и̶я̶ ̶К̶а̶п̶и̶т̶а̶н̶а̶ ̶В̶р̶у̶н̶г̶е̶л̶я̶ (приукрашенные и романтизированные) свои автобиографии – что наводило путаницу на его биографов. Разносторонний был человек, и большой, в какой-то степени шутняра – но порой весьма мрачно-циничный. Этому способствовало пребывание в ̶э̶ц̶и̶х̶е̶ ̶с̶ ̶г̶в̶о̶з̶д̶я̶м̶и̶ ̶ тюрьме – по подозрению в мошенничестве; и в военные годы – при оккупации Франции немцами.
По активно распространявшейся самим писателем легенде, его биография полна романтических остросюжетных подробностей:
В автобиографии 1950 года Жан Рей писал, что его одна бабушка была индианкой, а вторая парижской революционеркой на баррикадах в 1848 году, а он сам, как и его родители – стал моряком и с 15 лет плавал и промышлял не совсем чистыми делишками в Южных морях, потом был, помимо всего прочего, укротителем тигров, палачом в Венеции, занимался контрабандой запрещённого алкоголя в США, и, наконец, в 1927 году был за это арестован и осуждён, провёл два года в тюрьме, брошенный семьёй и друзьями, а затем взялся за перо.
Как мы видим, с фантазией у автора было всё в порядке… Многое будет отражено в его рассказах: контрабандисты, палач, и многое другое – то есть, он сам делал свои биографии, на основе своих же рассказов. Если его послушать и поверить ему (как барону Мюнхгаузену), то его жизнь была собрана из кучи противоречивых и странных событий. Талантливый был мистификатор, ко всему прочему, в общем.
Также известен большей частью циклом о детективе-любителе Гарри Диксоне (около 100 рассказов о нём).
Получил под конец жизни престижную писательскую награду LePrixLittérairedesBouquinistesdesQuaisdeParis – и это всё. Умер опять же в Генте, а на его могиле написали: Здесь лежит Жан Рей, Гентский писака, Который был никем, Даже не министром. Ну что же, прозаично и иронично. Но, так или иначе, свой яркий след он в книгах оставил.
По признаниям, как соотечественников, так и поздних критиков, он являлся мастером воистину “странных рассказов” – они необычны, порой объясняются по-иному, чем думал читатель; порой в мелких рассказах очень сильна драма, рок, судьба, ужас и смерть. В общем, очень необычно, а кроме того, написано филигранно, пусть порой, в редких случаях, слишком запутанно и короче, чем хотелось бы читателю. Но опять же, лаконичность и четкость выраженной мысли автора даёт ему уважуху – как писателю. Его я ценю не менее, а то и более, чем Г. Ф. Лавкрафта, которого я узнал много позже, чем Рэя.
Даже глядя на унылое, грустное лицо этого человека – много повидавшего, вы отчасти поймете, что свои произведения он вложил много из того, что пережил и узнал сам. Также он немного мне напомнил “папку” Конана – Роберта Говарда (наверное, своей шляпой) – оба они жили примерно в одно время и одевались согласно стилю того времени.
Существует некоммерческая организация «Круг друзей Жана Рея» (De Vrienden van Jean Ray); также выпущена, после 2000 года, марка с изображением этого писателя. Также проводятся специальные ночные тематические игры в Генте, в доме, вероятно, с которого был взято описание Мальпертюи – центра Ворёйт. В 1972 году был снят фильм Матьпертюи, но как по мне – очень слабо. Также есть фильм 1964 Большой испуг (La grande frousse), и тоже как-то мимо (получилось по мотивам, не более). Оригиналы круче.
Кстати, на трекерах этот фильм только-только появился, причем режиссерская версия.
Всё же, раз снимали французы, то перенесли в свои родные декорации, а не в Англию (Лондон, далее – городок Ингершам в Ирландии), как было в романе. И да – там играет Бурвиль.
О книге и не только.
Мне досталась его книжка-сборник, в издании 1992 года – мать подкинула, и сама же также его читала – и комментировала, так что на многие его рассказы у меня было, как свое мнение, так и рецензия матери, что забавно. Но самое интересное, что я уже встречался с Жаном Рэйем ранее…
Году этак в 86-87-ом, моим отцом на кассетный магнитофон был записан ряд радио-спектаклей – которые сейчас не найдешь (пластинки ещё можно было сейчас оцифровать, а вот такие, по сути, рандомные спектакли – большей частью были утеряны). Так что знакомство с западной культурой у меня началось не с книг, а их аудио-вариантов. В аудио были – как я позднее узнал, “ихнее всё” С. Кинг – Поле боя, рассказы Р. Шекли, например, Абсолютное оружие (до сих пор его помню наизусть, ибо слушал до дыр) и ещё пара рассказов, а один раз были вырванные из контекста отрывки из “Властелина ̶р̶и̶н̶г̶о̶в̶ колец” Толкиена.
Но под самый конец кассеты был записан довольно жуткий тогда рассказ-постановка – Железная рука Гетца фон Берлихингена – мистический ужастик ̶п̶р̶о̶ ̶о̶б̶и̶т̶а̶т̶е̶л̶я̶ ̶д̶о̶м̶а̶ ̶С̶е̶м̶ь̶и̶ ̶А̶дд̶а̶м̶с̶,̶ ̶б̶е̶г̶а̶ю̶щ̶у̶ю̶ ̶р̶у̶к̶у̶ ̶В̶е̶щ̶ь̶ искусственно-механическую руку прославленного рыцаря, видимо впитавшую его ярость битвы – и живущую своей жизнью, даже после смерти этого рыцаря. Это, пожалуй, самый знаковый и известный у него, Жана Рэя, малоформатный рассказ.
Но вернемся к книге. Сам сборник называется Город великого страха. Что же он в себе содержит? Есть и другие книги и сборники (немногочисленные), но я опишу именно этот, что был у меня.
Мальпертюи, Город Великого Страха и Чёрные сказки про гольф.
МАЛЬПЕРТЮИ.
Одна из обложек книги и плакат экранизации.
В самом начале стоит его самый большой и фундаментальный роман МальпертюИ. Это дом такой, мрачный и полный тайн. По сути, название дома связно с легендой о лисе – и означает лисью нору, но по смыслу это именно аллегория адских врат.
Парой слов это произведение описать не получится – вырисовывается чуть ли не диссертация, если учесть глубину и гениальность этого произведения! То и дело дописывал и добавлял разные факты в эту статью – настолько книга оказалась необычной! Однако спойлеры! – и я лишь уповаю, что не читавшие её многое не уловят – но поймут при прочтении, а читавшие – узнают немного нового. К слову сказать, Мальпертюи все же не шедевр: роман неоднороден, как бы разбит, в силу повествования, на разные части (жанры); также, во многих местах есть двусмысленность и недосказанность – и это при том, что в конце прямо и открыто заявляется, что же было на самом деле – спорный момент: вдруг читатели не разобрались (теряется общая тайна романа)!; но любопытен и необычен сам по себе – взять хотя бы то, что Жан Рэй редко писал большие произведения: Город Великого Страха, Корабль палачей, и ещё парочка произведений – он больше был мастак по части малого формата (как Г. Ф. Лавкрафт). Похожий на него автор, современник Жана Рэйя – Густав Майринк (например, его “Голем” – есть и аудио-версия, велеречивая и неспешная).
Книга отчасти напоминает “Десять негритят“: группа лиц изолирована в уединенном доме, все друг другу не доверяют – и каждый сам по себе уникум, со своими грехами и тайнами, а по смыслу – “Сумерки Богов” Жан-Поля Сартра (у многих в 80-90-ые была эта книга). Наряду с “Историей Чарльза Дестера Варда“, Лавкрафта, Мальпертюи также является одной из любимых моих книг – хотя на её фоне “Вард” всё же даже её проигрывает: всего пара-тройка персонажей, тут же – целая плеяда, больше мистики, смыслов и аллегорий.
Налёт, даже не французского фольклёра, а его смеси с другими культурами – собственно, уникальный фламандский. Он, этот роман, слегка тяжеловесен и велеречив, и вобрал в себя как греческие мифы, так и некие оборотнические, мистическо-религиозные и суеверные элементы фольклора. Тоска, тайна, интриги древних увядших греческих богов под крышей мрачного дома. Фантасмагория, происходящая под его крышей – боги богами, но они живут почти что человеческими жизнями, существуют, но страсти все ещё кипят, хотя мрачный дом все же их подавляет.
Мальпертюи, кстати, переводится, подразумевается как Врата ада, а я бы перевел точнее по смыслу – Врата Аида, ибо тут (сначала в реальных Аидовых Вратах, а потом в самом доме Мальпертюи) влачат существование выходцы-боги из Греции: они не могут, по сути, сгинуть навеки; люди держали их на земле, не давая умереть. С одной стороны, боги ещё живут верой в них (и страхом) людей, а с другой – их всё ещё пытаются контролировать ещё живущие заговорщики (или их потомки), некогда пленившие их и увезшие далеко от родины. Но и им не удаётся, в полной мере, их приструнить – боги, особенно отвечающие за судьбу и правосудие, так или иначе, становятся источником гибели их мучителей-контролёров. Жестоко, хоть и грустно – как-никак в книге есть пара вполне безобидных и здравомыслящих персонажей.
Подробно об этом я упоминал в своей статье об Американских богах, написанных Н. Гейманом, ̶н̶о̶ ̶в̶ы̶ ̶м̶о̶ж̶е̶т̶е̶ ̶н̶е̶ ̶ч̶и̶т̶а̶т̶ь̶ ̶с̶н̶о̶с̶к̶у̶ ̶о̶т̶т̶у̶д̶а̶,̶ ̶и̶б̶о̶ ̶т̶а̶м̶ ̶с̶п̶о̶й̶л̶е̶р̶ы̶.Нашлось там место и самым прославленным (или их теням былого величия), богам и существам Эллады – Зевсу, Горгоне (но не Медузе, а самой старшей из них, трёх сестёр), фуриям Эриниям; Прометею; также одному титану и мелким божкам-карликам (пенатам). Кого помнили, боялись или верили в них, те больше всего и сохранили остатки своей силы. Немного грустная констатация факта: боги рождаются из верований людей – и умирают, стоит о них всем забыть.
.
Довольно сильное произведение, впрочем, набитое довольно внушительным собранием фольклора разных стран и верований, так что докопаться до происходящего под крышей Мальпертюи, читателю так до конца и не удастся – хотя в самом конце нам буквально разжевывают основные события – как дела прошлого, так и произошедшие под крышей дома Матьпертюи. Грустное это произведение, поучительное, почти греческая трагедия – мистическое, тягучее и неспешное. Отчасти напомнило пафосом и околосторонней религией, европейские, так же мной почитаемые Братиславские предания.
Вообще, в книге смешаны суеверия, религия, символизм, теология, мистика и фантасмагория. Что характерно, поначалу читателю дом Мальпертюи кажется просто неким дурдомом, с его живущими там не от мира сего обитателями – но чем больше мы узнаём, тем больше соглашаемся: всё это не бред, а просто тут замешаны такие силы, что всё случившееся закономерно и объяснимо.
Пожалуй, это самая лучшая и продуманная книга писателя, также она и очень необычная (но идея не новая, хотя и необычно поданная) как книга вообще, а с каждый прочтением её понимаешь всё лучше – например, первое прочтение не даёт всё же полного понимания происходящего, второе прочтение уже более плодотворное – ибо мы уже знаем предысторию – и что случится, и уже более уверенно сопоставляем случившееся (ага, вот почему так случилось). А на третье прочтение подмечаешь уже совсем мелкие, но важные детали событий – и их подоплеку. Эта книга как тогда, так и сейчас, для меня является очень необычной и интереснейшей, смелой – из многих мною прочитанных книг.
Фигура дядюшки Квентина Моретуса Кассава (Кассавиуса), поначалу поданного читателям как умирающего, простого человека, под конец книги разворачивается, внезапно, в совсем незаурядного человека – розенкрейцера-долгожителя, колдуна и алхимика, чудовищного человека, который по уму и мощи равняться, а то и превосходит другого колдуна – Джозефа Карвена, персонажа Г.Ф. Лавкрафта. Право слово, похожий типаж – но раскрыт он с чужих слов, но и этого хватило, чтобы ужаснуться его хватке – по сути, он только руководил, как паук в паутине, своими подельниками – будучи эллинистом, он отправил их на поиски древних богов – те их нашли и пленили (Ансельм Грансир, дед ГГ, был капитаном корабля, а аббат Дусдам Старший как раз применил сковывающее заклинание, которому его научил Кассав) – что самое страшное, он нашли островок, который был, как я понял, выходом из Тартара – именно там, что логично, плавали в воздухе сущности греческих богов – и приплывшие люди добыли-похитили их – а потом на всех парусах бежали оттуда прочь, буквально страшась Ада, который они видели. По прибытии на родину они сдали эти сущности Кассаву, а тот с помощью родственника-таксидермиста засунул их в человеческие оболочки. Но наконец, судьба вмешалась (в книге вообще показано, что даже боги и злодеи не в силах противиться тому, что должно свершится, судьбе – верно так и то, что порой многие события, в том числе и нахождение тех же богов, было стечением закономерностей и случайностей) и проживший многие века Кассав вдруг начал умирать – и он решил отдать в руки судьбе обитателей Мальпертюи. Он, по сути, составил своё завещание так, что дом и его немалое наследство получат лишь те, кто останется в Мальперюи – а все деньги получат лишь выжившие в нём до конца, причём если это будут мужчина и женщина, то они будут обязаны пожениться. Таким образом, он сразу же поставил условия, заложив основу некоему эксперименту (свидетелем результата которого самому Кассаву вообще было не суждено застать – по причине смерти), своеобразную (вы будите смеяться, но так понятнее объяснить) смесь Дома-2 и Королевской битвы! Жестоко, ибо при таких условиях ВСЕ обитатели дома – и ̶ж̶а̶л̶к̶и̶е̶ ̶л̶ю̶д̶и̶ш̶к̶и̶ люди-надзиратели и боги, будут втянуты в интриги по выживанию и борьбе за дом, уже сам по себе проклятый – ибо ещё при прибытии на родину было высказано: дом, под которым будут жить плененные боги, будет воистину проклят – что так и случилось, в общем, во всех смыслах случилось богопротивное и неугодно дело.
Именно после прочтения книги в третий раз, с более ранним переводом, у меня сложилась совсем уж точная картина событий – просто второй перевод несколько в ином свете пролил свет на эти события. Надо сказать, второй, более ранний перевод, грешит дословными именами из Мальпертюи, не очень хорошо адаптированными для читателя; в более позднем переводе всё это сглажено, и даже более осовременено – например, в раннем была Эуриалия (уже коряво звучит и искусственно), а в позднем – Эвриала; в раннем были малознакомые читателю Эвмениды, в позднем их переименовали в более понятных Эриний, богинь судьбы и мести. Также об именах – в раннем был аббат Дуседам, в позднем – Дусдам, Ламперни, Лампернисс в другом, ГГ – Грандсир, закруглили в просто Грансир, что более легко читается. Кузен Диделоо, в позднем – Дидлоо (удвоенное окончание\буквы характерны для голландцев – то же, что и с Матиасом Крооком, но раз писатель из Фландрии, то многие выходцы оттуда действительно были и с голландскими корнями, так что всё логично). Картина Мабузе, в позднем – Мабюза (на самом деле это псевдоним, настоящее имя нидерландского художника – Ян Госсард). Один перевод более правильный, но зато другой добавляет то, что упустил при сглаживании второй! Такое же было у меня с “Американскими богами” Нила Геймана – лишь после прочтения и сравнения двух разных переводов у меня сложилась более полная картина произведения. Собственно, более поздние Американские Боги идеей похожи на Мальпертюи, о чём я уже упомянул.
Разные мелочи:
Прометей, титан-изгой уже тогда среди прочих богов, а его персонаж в Мальпертюи играл сходную роль, ни примыкая ни к какому лагерю, живя сам по себе. Однако он, как оказалось, больше всех помнил и понимал.
Айзенготт – по сути своей великодушный судья, бескорыстно следящий за своеобразным экспериментом, оглашающий вердикт после того или иного события. Отличался красивыми руками, как у античной статуи – это не раз будет всплывать по книге. ̶К̶о̶н̶е̶ч̶н̶о̶ ̶ж̶е̶,̶ ̶м̶е̶т̶а̶т̶ь̶ ̶м̶о̶л̶н̶и̶и̶ ̶-̶ ̶д̶л̶я̶ ̶э̶т̶о̶г̶о̶ ̶н̶у̶ж̶н̶ы̶ ̶к̶р̶е̶п̶к̶и̶е̶ ̶и̶ ̶с̶и̶л̶ь̶н̶ы̶е̶ ̶р̶у̶к̶и̶!̶ Если перевести его фамилию с немецкого, то получится нечто вроде железа богов, божественного железа, или даже Бога железа, что намекает. Кроме того, под конец книги нам прямым текстом, через озарение одного священника, скажут кто же он – хотя мы в принципе, уже и сами догадались, кто же это. Величие и борода, мощь, и почти отцовское покровительство другим заблудшим и не помнящим себя богам, о многом говорит. Папка, чего уж там.
Некоторые моменты лишь происходят, а их суть не передана в полной мере. Кто вбил гвоздь в лоб некому молодому человеку и зачем (отчасти тут идёт отсылка к Кораблю-Призраку Гауфа)? Что же произошло в доме, куда шел дядя Дидлоо на свидание? Такое впечатление от всего этого романа (который, кстати, по стилю повествования становится как бы “пульсирующим” сердцем дома: жизнь в Мальпертюи то замирает, то идёт своим чередом, то скатывается в ужасы непонятного – а потом все на время успокаивается – и впадает в вялотекущее существование), что он соткан из разных историй, которые автор не знал куда приткнуть (наработки) и вплел их в общую линию повествования. Прибавьте также изменение стилей написания по мере хода романа – так получилось из-за того, что автор писал роман, исходя из личностей четырех разных персонажей, составивших летопись тайн Мальпертюи.
Аббат Дусдам Младший, потомок того аббата (Дусдама Старшего), который исполнял волю Кассава – и который получил родовое проклятье из-за этого деяния предка, был, по сути, своеобразных агентом другой религии в доме Мальпертюи. Вы только представьте: по дому шастает христианский священник, глядит на нынешнее бытие тех, кто были ранее греческими (языческими) богами, и ужасается этому – ему неуютно. Тем не менее, он был добрым наставником для молодого Грансира Жан-Жака.
Кто ещё жил рядом с этими богами, так это не менее верующая в Христа, набожная кухарка Элоди: когда происходили странные и ужасные события – она молилась, предлагала молится о погибших и исчезнувших, а когда дом стал совсем опасен, тихо его покинула. Сходную роль играет Бетс, уже столкнувшаяся с проклятием оборотничества (и опять, это словно бы взято из наработок автора, и несет христианско-языческие корни: грехи Старшего Дустада породили “волчье” проклятье потомка – Дусдама Младшего), что сыграет свою роль под конец книги. То есть, старые верования то и дело идут-живут с верующими в другую, свою, не языческую, привычную им веру – и она их защищает.
В книге упоминаются некие Бородачи ( ̶Б̶а̶р̶б̶о̶с̶к̶и̶н̶ы̶ Барбускины (Барб – борода) по раннему переводу) – орден мистических монахов, как символ новой веры, которой старые боги страшатся, ибо именно расцвет христианства подорвал веру в них самих. Я так понял, что их призвал аббат Дусдам Младший, в попытке спасти Жан-Жака – а случилось это на Рождество. Явились христианские призраки монахов с крестами..?! Вообще роль аббата в книге была в том, чтобы искупить грехи своего предка, через спасение детей Грансиров: Нэнси и Жан-Жака – и вот почему он, как шпион, бродил по Мальпертюи, забредал в старый дом Грансиров на набережной (он забыл там свою трубку и табакерку) и даже совал нос в заброшенный монастырь неподалёку, где жили эти самые Бородачи.
Подельники Кассава – большей частью его родственники, повязанные корыстью, интересом или своеобразных долгом перед могучим колдуном и алхимиком: безобидный доктор Самбюк, циник, глупец и потрошитель (таксидермист) кузен Филарет, дядя Дидлоо и его жена – тётя Сильвия, приютившие “дочку” Эвриалу.
Кому как не Гефесту\Вулкану дышать огнём изо рта, превращая жертву в пепел? Ныне Гефест обитает в каморке, на правах завхоза – сходную функцию; кузнеца в душной чадной кузнице, он выполнял и на Олимпе. Кроме того, у четы Грибуэном (Грибаунов) в услужении был некий Чиик – по сути своей, бездушный голем для хозяйства – а как мы помним из мифов, Гефест создал себе автоматику: золотых служанок и собак, а также Талоса – медного гиганта. Но за неимением лучшего, пришлось взять на службу сохранившегося титана, правда с “урезанными” свойствами, что давала оболочка, которую придал ему кузен Филарет. Как мы неоднократно убедимся по ходу романа, Жан Рэй был хорошо подкован в мифах и легендах Древней Греции.
Любопытно, что некоторые названия греческих богов перемешаны с римскими их вариациями (автор оговаривается, что так их звали севернее Греции): Вулкан, а не Гефест, Юнона, а не Гера, Юпитер, а не Зевс.
Нэнси – светлое пятно среди мрака этого дома, её живость и оптимизм поддерживали Жан-Жака (ранее они жили в старом домике на набережной Бализ\Сигнальной мачты), но после того, как п̶р̶о̶е̶к̶т̶ ̶”̶Д̶о̶м̶-̶2̶”̶ ̶п̶о̶к̶и̶н̶у̶л̶ Матиас Кроок, её возлюбленный, и после того, как её “добил” своим поведением в один момент “повзрослевший” Жан-Жак – она потеряла всякий смысл в жизни и покинула Мальпертюи.
Судьба сестры ГГ – темноволосой и темноглазой Нэнси туманна: она ушла из Мальпертюи, но по косвенным данным она тоже не избежала печальной участи: вероятно, уйдя из Мальпертюи, Нэнси пришла жить к сдающий свой дом слепой старушке Груль (мстительная и зловредная Гера), а та сделала с ней то, чем страдала сама – забрала её глаза и положила в урну – ещё один странный и необъясненный момент в книге.
Зато под конец книги является Николас Грансир – отец ГГ, сын Ансельма Грансира, путешественник и моряк. Он знал об многом происходящем, его отец Ансельм и породил его, взяв в жены богиню, и именно его, Николаса, дети несли божественную искру и на четверть были богами – но из-за всего этого Николас сбежал и старался держатся подальше от проклятого дома, благо наследственная профессия капитана это позволяла.
Дамы, сёстры Кормелон: две постарше – Элеонора и Розалия, и одна помладше – Алиса (Алекта – автор поясняет, что это более мягко звучит – по-женски, когда как в первоисточнике-мифе, более обезличенно и жестко – Алекто). Жан-Жак их недолюбливал – те носили чёрные одеяния и тёмные вуали – и походили на трёх сидящих богомолов (богомолок?), поджидающих кого бы сцапать. Собственно, их лица он видел смутно, но потом, как-то заглянув в библиотеку, увидел Алису без вуали, вместе с Дидлоо – и решил про себя, что младшая Кормелон – довольно недурна и молода… С этого и пошли предпосылки к их встрече, и дальнейшее противостояние-соперничество – её и Эвриалы.
Явный сиволизм : Смерть Кассава сопровождалось тем, что погасла лампа в прихожей, как бы символизирующая угасание его жизни. Горестный крик Ламперни был адресован именно погасшей лампе, но по сути – и человеческой жизни, которую, как свет и огонь, он также любил и ценил и ранее.
Также, взросление Жан-Жака: тот по наитию отправился к закрытому уединенному домику Грансиров на набережной, и во-первых, нашёл там забытую своим наставником – аббатом Дусдамом, трубку и табакерку, а во-вторых, туда же почти тут же поскреблась Алиса Кормелон (она вероятно, слышала слова Жан-Жака (в этом доме – Мальпертюи, редко что удаётся скрыть) пойти к дому на набережной – и решила воспользоваться случаем, форсировать события). Надо сказать, разница в возрасте была существенна – Жан-Жаку было всего двадцать, а Алисе -35 лет (36 по другому переводу, не говоря уже о метафизическом, “божественном” возрасте). ̶Е̶с̶л̶и̶ ̶ц̶и̶н̶и̶ч̶н̶о̶,̶ ̶в̶с̶ё̶ ̶с̶л̶у̶ч̶и̶л̶о̶с̶ь̶ ̶п̶о̶ ̶к̶л̶а̶с̶с̶и̶к̶е̶:̶ д̶о̶б̶р̶а̶я̶ ̶т̶ё̶т̶я̶ ̶у̶ч̶и̶т̶ ̶ж̶и̶з̶н̶и̶ ̶б̶о̶л̶е̶е̶ ̶м̶о̶л̶о̶д̶о̶г̶о̶ ̶ю̶н̶о̶ш̶у̶.̶ Тут Жан-Жак воплотив слова песенки про взросление: скорей познать хотел, я вкус запретный табака и запах женских тел… И то, и другое в этот день ему удалось – и уже к сумеркам они разбежались (и кто там стучал и призывал Алекту? – опять загадка).
Что символично (мы же про символизм, помните?), в доме, на стене, висел портрет отца ГГ – Николаса Грансира; так вот, по возвращении домой Нэнси, во-первых, сразу отметила, что молодой Жан-Жак вдруг разительно начал напоминать это изображение отца – мигом повзрослел; а во-вторых, она “спалила” “своего Жижи” (как она ласково называла братика) на том, что от него несёт розой и амброй (духи Алисы) – но запах голландского табака её не смутил. Это и стало ещё одним ударом, по сути, потерей брата – ухода его во взрослую жизнь (а умишко-то остался тем же, между прочим), и потерей ещё одного любимого человека (после Матиаса Кроока). Нэнси убежала в слезах, а позже решила уйти из дома, в котором идут лишь одни потери…
На самом деле всё это получилось довольно грустно, а если учесть, что кроме этого, обострились отношения как с Алисой, так и с добивающимся её расположения дядюшкой Дидлоо – и до кучи Эвриала, тоже любившая Жан-Жака, в тот же вечер чуть не придушила соперницу (но как-то сдержалась), зато окатила любимого своим ̶р̶а̶д̶и̶о̶а̶к̶т̶и̶в̶н̶ы̶м̶ взглядом, отчего тому стало нехорошо – а он ещё, чуть ранее, не ужасался, а радовался, что его кузина ревнует к Алисе, дурилка! В общем, ГГ попал в любовный многоугольник – других важных любовных линий (разве что более поздняя Бэтс) в книге, в принципе нет. И вообще, когда Эвриала стоит за спиной Жан-Жака, по-хозяйски считая его уже своим – в первый раз, покровительственно – и во второй, в гневе собственницы – это сильно запоминается!
Алиса (Алекта) и Эвриала – обе положили глаз на юного Грансира (Кассав это словно бы предвидел, более того, акцентировал внимание на том, что Жан-Жак и Эвриала – его самая главная надежда), но при всей пассивности Эвриалы, та сразу очертила своему кузену возможное их будущее: когда все в доме погибнут, она намеревалась жениться на Жан-Жаке. Но отчасти пребывание в своеобразном оцепенении-забытьи (в котором время от времени пребывали и другие боги) заставило её пропустить некоторые важные события, потерять инициативу. Хотя примени она свои силы сразу – многие просто бы полегли на месте. Но в конечном итоге получилось так, что её взгляды (во всех смыслах) как спасли, так и привели ряд персонажей к их гибели. Она знала свою пагубную силу и пыталась её не светить, однако и этого хватало, чтобы отпугивать от себя даже любимого человека.
Если бы план Эвриалы сработал, и они жили бы вместе, то у них были бы дети – сам Жан-Жак и его сестра Нэнси – это дети бога и человека, сами полубоги, а у них могли бы быть квартероны… Хотя, какими свойствами они бы обладали, могли бы также, но более слабо, нести взгляд Горгоны?! Печально всё это, вы же не думаете, что в таком мрачном и готическом произведении всё будет хорошо?
Злой циник кузен Филарет как создал оболочки для богов, так и намеревался потом всех живущих в Мальпертюи после смерти превратить в чучела – это и было его основным мотивом в участии “гонки за наследство”, устроенной Кассавом.
Некоторые персонажи очень скупо отчерчены, скажу больше – у них нарочито-специально нет каких-либо черт, лишь общее описание – мы лишь силой своей мысли представим себе внешность Жан-Жака Грансира, ГГ книги, сестёр Кормелон и прочих – никаких зацепок, по типу усов, бород, бакенбард, причесок и прочего – лишь скудное общее описание лиц и одежды, да и то поданные от лица ГГ. Кто получился наиболее запоминающимся – и почти раскрытым (и нераскрытым и инертным, вот парадокс) – это Эвриала, рыжая зеленоглазая дама; а сцены с ней врезаются в память надолго – одна например, когда она стоит за спиной ГГ, светя своими зелёными глазищами, а того охватывает странное оцепенение; очень сильна сама по себе – тут и слепой догадается, кто же это…
… зелёные как изумруды, вечно прикрытые глаза, бледное лицо, рыжие волосы, по виду которых нельзя взять их ни одним гребнем, серая мешковатая одежда, маскирующее бледное тело.
Эвриала (далеко идущая) – старшая из Горгон, она и вторая из сестёр – Сфено, были бессмертными (что хорошо сыграло на объяснение её выживания, сквозь века, в книге) – и лишь Медуза (Медуса – страж) была смертна и была убита Персеем. То есть, Медузы уже не было, но выжила старшая и самая сильная из них, что логично.
По раннему переводу имя Эуриалия не слишком бросается в глаза, но по адаптированному переводу Григорьева её имя заявляется прямо и недвусмысленно – Эвриала. Фильм следует первой, авторской версии имени.
Как не старалась Эвриала, лучшее, что ей удалось бы сделать и оставить при себе Жан-Жака – в качестве каменной статуи; но у неё было сердце – и её слёзы не дали его “закаменить” полностью, хотя и изрядно его парализовала – а Айзенготт потом это исправил. Но вот далее, судьба всё же настигла Жан-Жака.
Перед смертью, задыхаясь от пневмонии, Кассав призвал к себе Жан-Жака и Эвриалу (назвав её дочерью богов) – дабы она милосердно “добила” его своим взглядом (в фильме это также хорошо показано, хотя Кассав изображен не таким уж и старым – в книге он был с совсем уж седой бородой), как бы даруя паралич и быструю, без мучений, смерть (умирая – в кино и книге, Кассав произносит: сердце моё в Мальпертюи… камень в камне…). Вопрос о том, что заставило могущественного двухсотлетнего иллюмината всё таки начать ВНЕЗАПНО умирать, остаётся открытым – я же предполагаю, что провернув фокус с греческими богами, он исчерпал некий лимит, попал под влияние судьбы и наконец то, на вершине своего триумфа, так его и не почувствовал в полной мере – однако, и без его участия многое пошло так, как он задумывал. Страшный и сильный всё же был человек – и неудивительно, что дом Мальпертюи был назван в честь Ренеке-Лиса (Роман о Лисе), и являет собой как бы дом Лукавого, Хитреца.
Странно, но среди богов не обнаружилось более чем известного Геракла (хотя титан Чик (Чиик) мог бы быть им, но это видимо другой титан), уж память о нём позволила бы ему жить сквозь века – и время от времени душить, по привычке, всяких африканско-Немейских львов… Строго говоря, Геракл при жизни не был богом, но после своей гибели его приняли на Олимп и всё таки причислили к ним, так что он вполне мог быть среди богов Греции.
Лампернис\Лмперни созвучно лампе, лампам – о которых он так пёкся, то и дело зажигая их – а некая мрачная крылатая тень их гасила. И хотя по мифам “гаситель” принадлежал Зевсу, аббат Дусдам предполагал, что он служит непосредственно, то ли Эвриале, то ли, что логичнее – богиням мести Эриниям. Также однажды Айзенготт упомянул Мойр – богинь судьбы, предрешающих уготованную участь (хорошую или плохую) не только смертным, но и богам.
Также, по одному переводу растерзанный и лежащий на полу Ламперни просил невразумительное: Обещайте! – по одному переводу, по а по другому, что более точно: Промети (пол)! – на что нам потом это пояснили: он хотел сказать – Прометей…
Дядюшка Дидлоо по всех смыслах выставлялся козлом – то и дело автор писал про него, что он что-то там проблеял, промычал и проскулил. Также и по поведению он оправдывал это. Изрядная беспечность и глупость позволили ему добиваться свидания и благосклонности от одной из сестёр Кормелон, в частности от Алисы – её он шантажировал тем, что раскроет всем-всем, кто же она такая (Алекто). Даже богиня не потерпит такого от смертного, и на свидание богиня мести явилась в истинном обличье (её облик, да и её сестёр также, тем не менее, перекликался с Горгоной – из-за змеевидных волос; но это был другой вид, хотя и Эринии, и Горгона, имели крылья и ужасающие лица).
Чердак атакует! Гномы на чердаке – малые божки, пенаты, которых также провезли на корабле Ансельма Грансира, в Мальпертюи, жили на чердаке – Филарет попросил Жан-Жака поставить на “крыс” хитрых капкан – и в него попался один маленький человечек, но целой руки он ускользнул, а потом пришел мстить. Именно с его появления, в определенный момент в Мальпертюи, всё пошло кувырком, события форсировали свой бег – и многие либо сбросили свои маски, вспомнив кто же они, либо погибли – парочка ничтожных людишек, которые уже достали живущих с ними богов.
Находясь при Эвриале, тетушка Сильвия вероятно сильно гоняла “дочку” и деспотировала её, но и сама постоянно была как бы в поле её “зрения” – что пагубно на неё сказывалось: всю книгу она, как соня, спала в кресле, за столом, и под конец даже застыла там же, с мирной улыбкой на лице. Вот почему этот персонаж, в отличие от её активного мужа Шарля Дидлоо, получился таким блеклым! Всё это можно “прокачать”, если задуматься над некоторыми моментами книги – а таких мелочей для анализа в ней много, что мне дико понравилось!
Также, в начале книги Кассав напоминает о её происхождении Дидлоо, тот его прерывает – но потом, нам прямо заявляют: муж-интендант подобрал её в “веселых кварталах” – не ахти какая тайна – по сравнению с личностями богов, но всё же, ещё один грязный секрет Мальпертюи. По сути, вся семейка Дидлоо была создана из кусочков совершенно разных компонентов, фальшивая и жалкая: “приблудная” Эвриала, глупец и бабник Шарль – и его жена с сомнительным прошлым.
Насколько же Кассав превосходил своей волей других своих родственников и подельников – ни одной сильной личности – за исключением негодяя-капитана Ансельма Грансира, не упустившего свой шанс:взяв себе в жены богиню – этим он спас её от нападок корыстного Дустама Старшего. Но Ансельм Грансир был крайне суров: ранее придушил своего “случайного пассажира”, вестника богов грека Анахарсиса, который и указал путь к острову угасающих греческих богов.
В самом начале книги видны косяки перевода: по раннему переводу Кассав прогнал Шарля Дидлоо, обозвав его болваном – и далее идёт описание его внешности: он худ и тщедушен. Ну и зачем? Но в переводе Григорьева всё встаёт на свои места: Кассак обозвал его жирнягой (выметайся… жирняга! – и это была ирония) – ибо ту же Жан-Жак поясняет, что дядя был худ как щепка… Также Григорьев всё же не всегда удачно переводит, но также и адаптирует по-своему: Бализ вместо Сигнальной мачты, что было бы более информативно; Никола Грансир, вместо Николаса.
Итоги книги и фильм.
Многое из происходящего либо драматично, либо странно, либо порой и цинично-комично. По сути, это произведение получилась по структуре как греческая драма и трагедия, кое-где фарс и злая ирония, но большей частью – именно ужас, мрак и тоска – многие из того, что случилось, не должно было произойти, не привези некогда великих богов сюда, заточив их вместе с потомками в дом Мальпертюи.
Кто поимел совесть, так это сторонний свидетель этих событий – профессиональный вор, стибривший у святых отцов их рукописи – он прочитал их, проникся (именно он составил из разрозненных мемуаров разных людей общую рукопись), а потом пришел в этот мрачный дом – Мальпертюи, встретился с совсем уж остатками живущих там жителей, и в частности с одной представительницей этого места; чудом выжил, а в силу привычки и тут свистнул статую бога Терма (который то и дело всплывал в мемуарах и был своеобразым сиволом течения времени в этом доме – кстати Term, Terminus– это римский бог, собственно, разделения границ, отсюда и Терминатор – граница света и тени на Луне), продал её позднее, но выкупил (на часть этих денег) проданные им же рукописи и отослал их монахам – но память об этих событиях навсегда останутся с ним…
Немного напомнило роль стороннего свидетеля драматичных событий – судьи (из клана Хаттори) битвы двух кланов, из анимэ Василиск. Он также констатирует и фиксирует, подытоживает – в эпилоге, все те последствия некогда произошедших событий…
Существует фильм режиссера Гарри Кюмеля (Франция, Бельгия, ФРГ – голландский язык (а ГГ Жана сделали Яном), ибо логично – всё же наследие Фландрии.) 1971 года, но как и с Городом Великого Страха, он снят по мотивам книги, хотя местами и довольно точно. По крайней мере, нам визуально попытались передать облик жителей этого дома, что мне понравилось – также отчасти сохранили мистическую атмосферу (но также не смогли передать мрачность самого полупустого и скорбного дома Мальпертюи – слишком яркие краски и живые лица – словно смотришь отечественный оптимистичный Голубой карбункул); что не понравилось:в конце показано наше время – аэропорты, самолёты, современная одежда. В общем зачем-то приплели заигрывания с прошлым\будущим. По книге всё происходило задолго до XX века, в фильме это есть, но также под конец, по крайней мере намекнули, не пойми зачем, на современность – и более того, лица актёров, в особенности актрис, явно несёт печать 70-ых (форма лиц, прически – нечто похожее было с фильмом Бал вампиров 1976 Романа Полански – в какое время снимали, в такое оно и слегка ассоциируется с ним, неся отпечаток и манеры этого времени). К тому же, фильм довольно редкий, и имеет как режиссерскую версию, так и сильно порезанную цензурой. В фильме, в отличие от книги, акцент сильно смещен в сторону ГГ (когда как в книге всем участникам трагедии уделялось примерно равное время) и кузине Эвриале – хотя она тут хороша, очень точно передали облик рыжеволосой дамы, которая немного косит, потому что как и по книге, всегда ходит полуприкрыв глаза, не давая своему зеленоглазому взгляду воздействовать на людей в полную силу (но уж когда открывает их, то и зрителя разит наповал своим воистину выразительным взглядом и длинными ресницами). ГГ, кстати, придали образ греческого почти что Аполлона. Некоторые персонажи получились почти дословными копиями персов из книги – со многими образами я был согласен: например, Ламперни был лохмат, а Филарет приобрёл бакенбарды, разве что дядюшка Дидлоо, глуповатый и недалёкий, стал тут как бы хитрецом и интриганом. Некоторые фрагменты из книги переданы очень точно, но 70-ые, господа!, довольно убого и наивно. К тому же, фильм уместил в себя лишь хорошо что две трети книги – и не забываем про цензуру и сокращения (режиссерская версия – почти два часа, когда как обычная – час сорок минут)! Попытка похвальна, но этого было мало для столь глубокой, многомерной и поучительной книги. Скажем так, всё фильму передать не удалось (разве что центральную идею), но в те времена даже это было очень хорошо: сейчас, если кто и возьмется переснимать, даже этого не добьется, как получилось пятьдесят лет назад!
Впрочем, для своего времени фильм был неплох. На Каннском фестивале его хвалили, да и зрителям он понравился, хотя фильм все же немного отличается от книги (этакая сказка-притча, но довольно яркая, и совсем немного мрачная), и на нём видно влияние режиссера, обрубившего многие элементы первоисточника. Фильм необычен – взять хотя бы то, что одна актриса (Сьюзан Хэмпшир) сыграла там аж несколько ролей (сестра Нэнси, медсестра, Шарлотта, Элис, Эуриалия) – но конечно же, Эуриалия получилась у неё самой запоминающейся. Также, по паре ролей сыграли ещё и другие актёры: основную и эпизодическую (например, Айзенготт и доктор). Интересный подход, тем более, что режиссер ввел прошлые времена и современность. Также, ГГ там фигурировал как Ян и как Джон фон Кремер – явный пассаж в сторону Жан Мария де Кремер/Жан Рэйя.
Так как это произведение, именно книга Мальпертюи, мне дико понравилось, и иллюстраций к нему либо мало, либо сейчас не найти, когда нибудь постараюсь выложить сюда наброски-иллюстрации к нему, которые я нарисую.
Истории про гольф.
Далее, к минусам самого сборника – именно попавшая мне в руки книга продолжается с необычного, но спорного сеттинга – Чёрные сказки о гольф-клубе. Как-то это мало вяжется с ужастиками, но зато как бы очень по-английски.
Собственно, палач с клюшкой для гольфа с обложи книги – это оттуда. Он олицетворяет рассказ, где один гольфист, подсмотрев у одного палача его “коронный удар” обезглавливания, начал хорошо играть, пользуясь его наработками. В книге есть иллюстрации, но их мало, и они обычно были скорее для заголовка каждой из частей – да и занимали они мало места, так что это скорее мелкие декорации для книги.
Но автору удалось выжать из этой странной смеси немного ужаса – порой, некоторые рассказы (и не только про гольф) у него хорошо бы подошли давнему сериалу Байки из Склепа: рассказы про месть, возмездие, прочую чертовщину, игру случая, и просто странные истории. Одна Геката на поле для гольфа чего стоит.
Так или иначе, я буду давать некоторым рассказам обозначение БиС – в знак того, что они бы были достойны такого формата сейчас. Кроме шуток!
В любом случае, эта тема выглядит необычной, но всё же порой слишком экзотичной – вы бы ещё по ужасы на бейсбольном поле написали. Как по мне, тема идёт в очень узкий читательский массив, так что эти мелкие рассказы – для затравки, и они могут слегка разочаровать в книге. Их я читал реже, чем остальные, так что самые интересные рассказы будут далее. С другой стороны, книга начинается с мрачного и фундаментального Мальпертюи, так что читатель уже был заинтересован…
Но потом начинается полная годнота… Квинтэссенция странного, а порой и пугающего – и изредка, грустного и драматичного. Но подтекст у книги все же ироничный, можно сказать пародирующий жанр детектива.
Итак, собственно ГОРОД ВЕЛИКОГО СТРАХА.
Удивительно, но городской призрак получится у художника до боли похожим на самого Жана Рэйя.
Кстати, этот же рассказ публиковался, на моей памяти, ВНЕЗАПНО в журнале “Смена”, за 1990 год (№12). Художник-иллюстратор Б. А. Сопин – ̶х̶а̶л̶т̶у̶р̶щ̶и̶к̶: нарисовал кричащую женщину на иллюстрации этого рассказа, а скопировал её же, со своей же иллюстрации – из рассказа Андрея Шарапова Ведьма (Смена за 1990 (№9)). Ну, шаблон, че.
Начинается рассказ (и заканчивается в эпилоге), нагнетанием ужаса-мистики в прологе: нечто неведомое таится в Лондонском Тауэре, в окрестностях самого Лондона, видели неких загадочных Существ, что уж говорить о английской глубинке…
Но далее, идёт обычная бытовуха: нас знакомят с местным лондонским констеблем, а по сути – писарчуком, но надо признать, обладающим красивым каллиграфическим почерком – кличка Сигма Тау (данное ему одним товарищем из полиции, любителем латыни – так он расшифровал инициалы Триггса), в миру – Сидни Терренс Триггс (С. Т. Триггс). Это малый, хоть и крепкий, но в разборках бывал считанное число раз, больше обретаясь в кабинетике-конторке, и описывая преступления, составляя акты и протоколы. В общем, ̶к̶а̶н̶ц̶е̶л̶я̶р̶с̶к̶а̶я̶ ̶к̶р̶ы̶с̶а̶ работник пера от полиции. Он добродушен, обладает высоким ростом, довольно дороден, носит очки в золотой оправе, и напоминает персонажа тех лет – Сэмюэла Пиквика созданного писателем Ч. Диккенсом. У него была неплохая память, так что однажды, он по описанию, ранее и неоднократно виденному, опознал в одном бродяге убийцу – что потом сказалось на его судьбе.
Прослужив довольно большой срок во славу сил правопорядка Лондона, Триггс решил уйти на пенсию (50 лет), уехать ̶в̶ ̶К̶о̶м̶а̶р̶о̶в̶о̶ ̶на свою родину – городок Ингершам близ Дублина, что в Ирландии. Причина, и немаловажная – казненный по его наводке убийца, в виде призрака, стал приходить по ночам к нему в дом и висеть там – нарочито и укоризненно. Триггс постремался его, помахал на него своей тростью (ноль результата – ибо нематериальный призрак), это ему надоело – и он решил уехать в глубинку, в городок Ингершам – там-то всяких призраков не будет… Ну, думаю, вы поняли: убегая от одного, он, по сути, нарвался на ценную кучу призраков, пусть и скорее прошлого… Тут он и встретил ещё одного недоброго старого знакомого (выглядит немного притянуто за уши – впрочем, это неплохо играет на роль своеобразного гастролёра по стране, осевшего, как нарочно, там, куда потом приедет наш герой), равно как и приобрёл нового друга (ненадолго), а также познакомился с рядом обитателей тихого городка Ингершам. Всё это поучительно.
За этим дело не стало – собрался Триггс и уехал. А теперь, представьте картину: в тихий, с тщательно запрятанными в шкафах скелетами, городок, приезжает отставной участковый милиционер. К чему бы это? – подумали деревенские. Это словно равносильно тому, как к ним приехал ̶А̶н̶и̶с̶к̶и̶н̶ Шерлок Холмс для последующего массового разоблачения! И началось заискивание, прощупывание – и всё возрастающий страх – он всё знает! Нет, ну правда – вот зачем он сидит у нас в гостях с нарочито добродушным и невинным видом – ̶К̶о̶л̶о̶м̶б̶о̶ ̶ч̶ё̶р̶т̶о̶в̶! Это он нарочно!
А на самом деле, добряк, увалень и недалекий Сигма Триггс, только приехал на покой – но странным образом он оказался возмутителем спокойствия для горожан – казалось бы, живи тут тихо – но нет, ему пришлось невольно распутывать все тёмные делишки, по сути, ухватывая лишь финал затянувшихся во времени драм и преступлений. Тут и отсылка к классике Эдгара Алана По, по крайней мере, по тематике очень похоже на его рассказы Чёрный кот и Сердце-обличитель.
Например, Триггс с новообретенным другом Эбенезером Дувом, зашли к одному вдовцу, и по чистой случайности его сильно напрягли! Один рассказал (как оказалось выдуманную) историю, а второй привёл реальный случай – про женоубийцу. Хозяину дома уже стало не по себе (человек без греха так бы сильно не смутился этой темы), хотя гости завели эту тему, чтобы развлечь его – и тут же добили его вопросом о лубках… Дело в том, что в первой истории, про ревнивца-женоубийцу, тот собирал сказочные лубочные картинки (но спалился на том, что у него, при всей полноте коллекции, не было Синей бороды – тот напоминал ему самому о его преступлении на почве убийства жены), а тут гости вроде бы случайно спрашивают: а вы любите лубки? Тот ответил утвердительно, но внутренне похолодел. Ну конечно, пришел отставной “инспектор”, рассказал историю, в точности характеризующую хозяина – это же не просто так! И намекнул на схожесть случаев – лубки: ты, типа, на заметке – такой же!
Далее, Триггс также случайно упоминает в присутствии другого человека о нём самом – вот был на моей памяти такой мошенник! Мало того, как показалось его собеседнику, тот с полным хладнокровием тут же указал на нестыковки недавнего убийства писца – на самом деле, Триггс как истинный писарчук, подметил, что и перо нехарактерно – и чернила, а это значит, что погибший писал совсем не то послание, что обнаружили в его руках – и следовательно, позднюю рукопись подсунул тот, кто его убил. И слушавший его решился – оставлять Триггса, этого “опасного, великого и хладнокровного детектива” в живых нельзя! Что случилось потом – сумбурно, но в целом, Триггс защищаясь, ненароком зашиб собеседника. И всё это, конечно же, по чистой случайности – везёт, когда автор подыгрывает непутёвому ГГ во всём! В серьезном детективе автора бы освистали за такой приём, но тут выглядит это комично, нарочито наиграно и неплохо играет на роль некоего высмеивания жанра детектива – да и триллера тоже.
Потом, со стороны читателя, когда Триггс переживает шок о раскрытии очередной тайны, все эти “случайности” смотрятся комично (странный эффект, вроде бы всё серьезно и мрачно-поучительно, но со стороны как это смотрелось для подозреваемых – весьма забавно).
К слову сказать, если рассматривать классику, недалёкий увалень Сигма Триггс как бы воплощает роль доктора Ватсона (Триггс не слишком умён, но крепок телом, и когда надо, готов ринутся в бой, преодолевая все страхи, он ответственный – и решительный в действиях), когда как обладающий острым умом, начитанный и проницательный Эбенезер Дув обладает острым умом, что больше подходит к роли Шерлока Холмса. Эта его проницательность однажды и встала ему боком…
В общем, чем больше было в городке мистики, тем на поверку всё оказалась бытовухой. А призрак действительно был – но он тихо-мирно шатался где-то на периферии, не мешая смертным. Традиция.
Финальное заключение-эпилог как раз посвящено ему, и по ёмкой концентрации пафоса, правды жизни, по силе, он сравним с очень маленьким рассказом Лавкрафта, о скоротечности бытия и жизни – Память.
Город Великого страха породили сами люди – своими действиями, и страхами о том, что они сделали и скрыли. Нравоучительное, в меру большое повествование о английско-ирландской глубинке – мрачноватое, и полное злой иронии и сарказма. Ужас ходит где-то рядом, но ты не знаешь, что опаснее – выдуманные призраки, или живые агрессивно-испуганные люди, живущие в этом городке. Сильное и необычное произведение, нетипичное для чистого хоррора.
К минусам для читающих: некоторая скомканность последней части книги – при всей её неспешности в начале и середине, словно автор решил побыстрее закончить, не придумав больше, чем нужно. Были подвижки на детектив, но это скорее странная смесь (вы же не забыли, что Рэй был мастером странного рассказа – ну вот, так и тут) как детектива, так и мистики, намёток триллера. В общем – необычно, порой даже спорно, но любопытно, опять же стиль автора, сочное неспешное повествование, описание глубинки. Читается одним махом, и по впечатлениям более легко, чем мрачноватый Мальпертюи. Если подумать, то вырисовывается пародия на жанр, но весьма добротная и детальная.
Скажем так, правила детектива соблюдены, но вот обилие преступлений и тайн на один городок зашкалило. Это выглядит так, как если бы Шерлок Холмс приехал расследовать дело о Баскервильской собаке, но попутно, тут же, до кучи, выявил-раскрыл бы дела Пестрой ленты, Москательщика на покое, Пальца инженера – и всё это вместе, в одном месте…
Просто в книге, если копать детали, под конец это явно видно: в городке участники одной тайны связаны, как бы ниточками, с участниками другой. То одна женщина крутит с булочником и мясником одновременно (мясник обижается и одевшись местным “минотавром”, пытается её проучить), а она сама замешана в другом деле – и так далее… Если раньше Жан Рэй писал уйму отдельных, порой очень коротких и обрывочных историй, то ту словно бы отыгрался, запихнув в одно произведение массу сюжетных линий, запутав и перекрутив их между собой. Выглядит это слишком уж сложно – все друг с другом связаны, но в этом видимо и заключалась пародия на детектив – нарочито запутано, хотя нам в конце по-честному всё-всё разъясняют (мы говорим: ааа, так вот почему…), хотя некоторое чувство нарочитости и притянутости ситуаций остаётся.
Отец вообще посчитал, что это такая пародия на детектив, например, на ту же Агату Кристи – как-то несерьёзно всё, нарочито, а Сигма вообще недалёкий тугодум.
Антуражем мне ГВС немного напомнило Кентервильское привидение О. Уайльда:призрачное существование разбивается о быт смертных.
Детали.
Память – прошло довольно много времени с тех пор, как некий преступник (Майкл Слуп) сбежал из Лондона, к тому времени Триггс успел забыть его внешность (хотя они пересекались второпях – но могло остаться описание и портрет преступника, а Триггс был, как показал случай со Смокером, очень хватким по части памяти на лица, и мог бы распознать давнего знакомого, но не в этот раз), и злодей к тому времени успел врасти в дела города.
Грегори Кобвел – ̶ж̶а̶л̶к̶а̶я̶,̶ ̶н̶и̶ч̶т̶о̶ж̶н̶а̶я̶ ̶л̶и̶ч̶н̶о̶с̶т̶ь̶ неудавшийся искусствовед, по сути – местный Плюшкин, собирающий мелкие “шедевры”, и создавший из них личную коллекцию – Великую галерею Искусств Кобвела. Занятный и в чём-то трагичный типус, вызывающий сочувствие одинокий человек, который то и дело беседовал с единственным компаньоном – картонно-восковой куклой-манекеном – Сьюзан Саммерс.
Любовный треугольник: одна женщина, и два претендента: мясник и булочник. Это забавно.
Минотавр – Бык из пустошей Пелли. Но ранний Бык и поздний – к чему это? Кажется, ранее под Быка косил мэр…
Эбенезер Дув – хороший, но малораскрытий персонаж, а по сути – “палочка-выручалочка” для тугодума Триггса, пока не приехал его шеф. Его жалко, горе от ума…
Мэр городаЧедберн – деятельный – всё на благо города! – вплоть до сокрытия и “заминания” сомнительных дел, попустительство браконьерству и мелким недочетам и грехам обитателей Ингершама. У кого свои грехи, тот снисходительно относится к грехам других, порой менее весомым…
Что интересно, писатель вновь намекает нам о свое любви к Диккенсу – его персонаж Триггс приобрёл себе полное собрание сочинений Диккенса, с иллюстрациями Рейнольдса, в частности про детектива Николаса Никльби, дабы было что почитать на пенсии. К слову, сам Триггс вне этих книг мало знаком с классикой, и Эбенезеру Дуву то и дело пришлось его просвещать – даже насчет греческой легенды про Пигмалиона и Галатею.
Также, пару раз есть “пролом четвертой стены“: Хэмфри Баскет спрашивает: а вы знали, что у Диккенса есть персонаж – детектив Баскет из романа “Холодный дом”?; а будущая судьба Триггса и Руфь Памкинс схожа с судьбой Тима Линкинуотера и мисс Ла-Криви.
Хэмфри Баскет (Гэмфри Баскетт) – шэф Сидни Триггса, пошедший на повышение. Когда почти всё в Ингершаме закончилось, он приехал и “добил” каждый из секретов этого городка, за Триггса пояснив многие моменты, раскусить которые простодушный Триггс был неспособен.
Любовный интерес – ГГ находит свою симпатию, теряет её – и снова находит.
Кто же такая такая, эта чёртова Флоренс Хоннибингл? – худо-бедно мы выясняем и это.
Убийственный гипноз – безобидная дама с занесённым топором – нарочитое пугание без физического контакта, результат – смерть от разрыва сердца – нередкий прием автора, взять хотя бы рассказ Заброшенная обсерватория.
Дороти (Чемсен) и Дебора (Памкинс) – если быть невнимательным, то можно их перепутать при первом прочтении…
Вот пожалуй и всё о ГВС.
Рассказы.
Далее идут, по моему мнению, квинтэссенция его творчества – почти что самые его лучшие рассказы. Опять это либо чёрный юмор, либо драма (и ужас-мистика), либо их смешение. Опять таки, больше напоминает Эдгара Алана По с его драматичной иронией.
Рассказы Окно с уродцами, Крокодил – мать наложила на них свою краткую резолюцию (как и на ГВС): “нагнали себе страха в попу” – то есть, дали своему воображению волю, напридумав черте-что; и как маленький мальчик принял вешалку за Бугимена, персонажи этих рассказов, в стечении роковых обстоятельств, так или иначе, пережили великие муки и страх – и в лучшем случае поехали кукухой. А было бы с чего… Как говорится: В темноте пред ним собака, на могиле гложет кость…
Знаменитости на Тюдор-Стрит.
Занятная история, опять-таки в духе БиС. Проходивший мимо богатого особняка мелкий разносчик дешевой литературы был ласково встречен хозяйкой, накормлен, напоен. Кажется, он приглянулся хозяйке, потому и стал на некоторое время желанным гостем – он попивал вино, беседовал на разные темы с хозяйкой, и не замечал, что за ним наблюдают… У богатейки была, так сказать, своеобразная коллекция – которую она изредка пополняла, поэтому и называется рассказ – знаменитости на Тюдор-Стрит.
Допустим, она хотела составить конкуренцию коллекции восковых фигур мадам Тюссо – а тут ей, например, попался строитель с лицом, похожий на Наполеона или Нейрона – не отпускать же его! В коллекцию! А тут ещё и слуги подзуживают: они видели мясника – с лицом Байрона, надо бы и его пригласить на бокал вина…
Поучительный рассказ – и камешек в сторону аристократов, с их причудами – целенаправленных, хитрых и немного сдвинутых. Коллекционеры, блин!
Невероятный по драматизму рассказ Исповедь палача. Жизнеописание, а по сути – срез жизни обывателей тех лет. Палач – человек добрый и законопослушный: он выполнял свою работу, казня фальшивомонетчиков и убийц, получал за это почет и уважение Магистрата и горожан (и зарплату), все его знали-уважали. Потом женился. А потом, ему пришлось применить свои навыки ещё один раз… Всё это ведает нам тот самый палач, сидя у камина. Весь смак рассказа в том, в каком теперь он качестве присутствует на земле. Грустная и сильная вещь.
Фортуна Герберта.
Задыхающийся от нищеты молодой человек решил свести счеты с жизнью – и выпрыгнув из окна, ̶с̶л̶о̶в̶н̶о̶ ̶с̶н̶е̶г̶ ̶н̶а̶ ̶г̶о̶л̶о̶в̶у̶, падает на некого человека, что впоследствии ведет к УСПЕХУ! Вот уж точно – было бы счастье, да несчастье помогло! Иронично, пусть и чуток чернушно, эта история опять-таки достойна БиС.
Я ищу мистера Пилгрима (на самом деле Пилигрима, но наши перевели, как читали – Pilgrim).
Странный рассказ о превратностях судьбы – от неё не уйдёшь, и по сути, ГГ занял место того прохиндея, за которым гонялся. Он долго искал, но обрёл то, что хотел – было некое соперничество, всё в конце концов устаканилось, хотя поведение миссис Пилгрим было не лучшим. Цинично и очень по-английски получилось. Однако, ГГ кажется, если что и понял, то далеко не всё, что же было на самом деле. И далась ему эта Милли?! Всю судьбу у него перевернула, и не только ему. Попался бы кто третий, она бы и его закрутила, бандитка-манипуляторша.
Окно с уродцами. (Окно суродцами, как каламбурил мой отец).
Вы наверно замечали, что ещё с советских времен у стекол были “лесенки”? А представьте, что было на заре стеклодувания?! Именно этот казус и заставил ГГ считать соседа через улицу, уродливым колдуном и чернокнижником. Правда потом открылась – но поздно, ГГ заимел себе приобретенную фобию ̶п̶е̶р̶к̶ Ненависть к стёклам…
Крокодил – вот уж точно “в попу себе страху нагнал”! Воображение, стресс, желание видеть, вроде бы логичное в данной местности явление, привело к мукам, а когда выяснилось истинная суть…пичаль-бида! Вот же нелепая смерть!
Владычица тигров – сны и реальность, немного мистики и детектива. Мной как-то слабо оценен, но как мистификация, фантазм – неплохо, но всё равно слишком странное произведение – и как-то мимо. Закос под Диккенса, обернувшийся кошмаром для одного читателя.
Смерть Людоеда.
Собралось общество, обсуждая разные байки и сказки. Как и легенда о Синей Бороде (в ГВС тоже был эпизод с этой отсылкой), история генезиса Людоеда (Ogre) показалась им любопытной. И один из гостей потом решил, что хозяин – это и есть тот самый Людоед-губитель. Занятно, что собравшиеся гости как бы дополняли сложившийся потрет Людоеда: у одного были кривые ноги, у второго зелёные глаза, у третьего – брюхо бочонком, а у самого ГГ рассказа Петруса были прокуренные зубы… (это хорошо играло на собирательный образ этого сказочного персонажа – его как бы порождали люди, собравшись вместе). Не хватало лишь узловатых рук, похожий на ветви дуба. Но вскоре появятся и они, самым роковым образом… Мрак, запустение, подозрение на хозяина этого мрачного обветшалого дома, приютившего спорщиков – что-то такое нашло на шофера, привезшего на роскошном “Паннар-Левассоре” всю эту братию – которая потом драматично сгинула в результате несчастного случая – и на это надо списать шок выжившего шофера.
Петрус подумал про себя: А умер ли Людоед? – и с силой ударил Фенестранжа разводным ключом. ̶Л̶ю̶т̶а̶я̶ ̶ж̶и̶з̶н̶ь̶ ̶б̶ь̶е̶т̶ ̶к̶л̶ю̶ч̶о̶м̶!̶
Людоед откликнулся из глубин веков, и хотя этим вечером никто не видел его, он погубил многих. И именно он, Петрус Снепп, простой шофер, открыл для себя простую истину: Людоед не умер! Он жив! Он бессмертен! И не умрёт, пока на земле будут жить люди!
То есть, смысл в том, что в каждом человеке дремлет убийца – в лице Людоеда, и стоит человеку разозлиться, потерять голову, перестать здраво размышлять – как он обернется им. Порой это оправдано, а порой ведет к невинным жертвам. Подозрение, недоверие, паранойя – все это ведет на путь Людоеда. Сильный и глубокий рассказ, драматичный и поучительный. Он меня поразил больше, чему какой-либо из рассказов от Лавкрафта!
Потом, у прозаика Даниэля Пеннака, с его серией книг про Господина Малоссена будет первая же книга – ̶С̶т̶о̶ ̶г̶р̶а̶м̶м̶ ̶Ограм на счастье (Людоедское счастье), и имелась в виду именно отсылка к классическом Людоеду из французских сказок – но разве что людоедами были обычные обыватели.
При всей яркой и невинно-упрощенной экранизации-фильма, сама книга имеет эпизод, где в прошлом собирались мрачные люди, которые насиловали и пожирали маленьких мальчиков – всё по канонам французских сказок (ФУ!). Так что учтите это, если начнете читать книгу, силясь понять что там в фильме от книги. Прочем книга, за исключением этого эпизода, довольно ненапряжна – по сути жвачка, так что к прочтению рекомендуема. Но мне понравилась книга Фея карабина, а вот другие книги из этой серии “глотаются” с трудом…
Собственно, коронно-знаковое Рука Гёца фон Берлихингена.
Кстати, у любимого мной, ныне покойного, автора М. Успенского, есть шутливый рассказ, рассчитанный на тонких читателей и ценителей классики – Рука в министерстве (есть и аудио-вариант в виде сборника рассказов-озвучки), собственно, про этот сабж! Ещё, полное имя Гёца – Годфрид (фон Берлихинген).
Также про всё это можно почитать тут: «ЖЕЛЕЗНАЯ РУКА» ИЛИ ПРОТЕЗ ГЁЦА ФОН БЕРЛИХИНГЕНА: ЛЕГЕНДЫ, ПРЕДАНИЯ, РЕАЛЬНОСТЬ…
Мистическая история, от которой и в читальном варианте (не говоря уже о аудио-версии), мурашки идут по коже. Надо бы старенький магнитофон достать, кассету найти, и перезаписать на диктофон, а запись оцифровать…
Рассказ про поиски и поимку некой городской легенды – бегающей самой по себе железной руке (латной перчатке), прославленного некогда рыцаря ̶Г̶а̶т̶с̶а̶ ̶и̶з̶ ̶Б̶е̶р̶с̶е̶р̶к̶а̶ (кстати, на полном серьёзе – это его прототип, к тому же почти что по имени не измененный) Геца фон Берлихингена…
Все эти отрывки оттуда, от которых волосы вставали дыбом:
Мы жили тогда в Генте… Притаилась в углу у реторт. Паук, да нет же… Краб, краб, бежит по потолку! Тексты древних мудрецов никогда не лгут! Крик Финхайера. А как она извивалась (к̶р̶у̶т̶и̶л̶а̶ ̶ф̶а̶к̶и̶ делала угрожающие жесты), когда я держал её над водой! И по сей день это для меня это знамение из неизъяснимой тьмы…
Ряд мелких недосказанностей в радиопостановке: кто такие сестры Шутс? Вероятно, они некогда приберегли перчатку – или были хранительницами наследия родственников самого Гётца. Почему наши искатели увидели руку в клубах паров своей лаборатории – её что, сестры Шутс выпускали гулять по ночам, как собачку? Или это было видение, вызванное алхимией? Как Шутс отдали руку, а по сути, перчатку, дядюшке ГГ Квансьюису?; разные мелочи, добавляющие тайны, но так как повествование ведется от лица молодого человека, мы видим только то, что он пережил – и для него многое осталось тайной.
Если прочесть рассказ в двух наших переводах (один из них и послужил основой для радиоспектакля), то выясниться, что часть текста рассказа в радиоспектакле была убрана и упразднена: например, был оставлен простодушный подмастерье Финхайер, но убраны Капитан Коппеянс, Бинус Комперноле и Доктор Ван Пиперцеле – впрочем, более чем проходные и третьестепенные персы повествования – но так или иначе все они после истории с Рукой оказались не у дел: кто умер, кто стал затворником, а кто вообще делал вид, что был не при делах.
Из того же оригинала можно понять, что сестры Шутс были родственницами (потомками) оруженосца (конюшего) Гёца – Шутса, вероятно сохранившего или выкравшего латную перчатку. Перчатка хранилась у них в специальной железной клетке. Кстати, Клансьюис специально подчеркивал, что в музеях других стран содержался лишь муляжи, ненастоящие перчатки, а настоящая есть в Генте, этом городе. Сам же Гётц, в своё время, под конец военной кампании, вступив во Фландрию, уже не пристёгивал свою перчатку.
При продаже её Квансьюису, престарелые старые девы потратили вырученные от продажи перчатки деньги (вероятно, весьма немалые), для постройки нового дома – где их всех потом и задушила зловредная и злопамятная рука, спустя много лет. Также есть любопытная деталь, хорошо играющая на продуманность идеи – ГГ-племянник заметил, что перчатка покрыта клеем или маслом – что вероятно предохраняло её от ржавчины все эти годы. Также перчатка была изготовлена из черного (червлёного) металла) и имела больше пропорции (ведь рыцарь Гётц был человеком немаленьким). Также ранее выказывались сомнения, что если даже сейчас, в это время, в виде протеза на потерянную руку делают лишь медный крюк, как мог кузнец тех времён сварганить такой подвижный шедевр – ̶н̶а̶ ̶м̶а̶н̶е̶р̶ ̶т̶и̶т̶а̶н̶о̶в̶о̶й̶ ̶р̶у̶к̶и̶ ̶Р̶о̶б̶о̶к̶о̶п̶а̶.
Дяде вероятно удалось призвать тень перчатки, когда они с племянником и Финхайером проводили странные алхимические опыты – и дядя Квансьюис уверился в близости руки – она была в этом городе. Ещё деталь (блин, я сам становлюсь специалистом по этой ручке!) – Также по одному переводу, ГГ запалил руку, которая притаись между реторт, а по другому – она была зажата металлической плитой\плитами (что было логично – её придавило, когда она шастала по столу – и она застыла на месте), отчего пареньку и удалось её поймать щипцами.
Забавно, но по книге ГГ-племянник, злорадствовал над дядей – это было после праздника Святого Амбруаза (Амброзия), подрезавшего у него накануне лакомство в виде пряничного человечка (такой был в “Шреке”) – и потом, как он подумал, как и сам ГГ, маялся животом от переедания сладостей. В радиопостановке озвучили наоборот, по доброму: племянник пожалел дядю-беднягу-обжору (дядя явно тоже не спит, бедняга!).
И действительно образцово-показательный рассказ-хоррор, пугающий и сейчас, необычный по задумке. Но изрядно странный, априори он недосказан (нефига не понял – но очень интересно!), потому что ведется от лица ГГ – а ему мало что известно. Как, кто, когда и почему? – без этих ответов на эти вопросы, тайна становится особенно неизведанной и зловещей. Ну, бегает металлическая живая рука по Генту, подумаешь, людей душит и горла рвёт… И ведь живучая, зараза оказалась – через столько лет..! Ну, хоть ГГ ушел живым из этой истории – несмотря на то, что умудрился на некоторое время ту мистическую руку упокоить.
Знаковый и самый популярный рассказ писателя, может не самый продуманный и сложный, но самый выдающийся – вероятно ещё и потому, что исторический прототип – рыцарь фон Гётц и сам был своеобразной легендой, что уж говорить про его перчатку!
Девиз: скажите ему – он может поцеловать меня в (сами знаете куда). И – вы ещё почувствуете силу моей руки – сквозь века!
Что еще прибавить к этому? Имперский рыцарь-наёмник Gottfried „Götz“ von Berlichingen (Яхтсгаузен) был личностью легендарной, ̶н̶а̶ ̶м̶а̶н̶е̶р̶ ̶б̶а̶р̶о̶н̶а̶ ̶М̶ю̶н̶х̶г̶а̶у̶з̶е̶н̶а̶ (но имевшего вполне жизненные биографические предпосылки), так что призвали его воевать в 15 лет (опять вспоминаем биографию Гатса из Берсерка), а жил он в период конца XIV середины XV века. Его славили (как героя, так и бунтаря) в своё время: существует одноименная пьеса.
А ведь ещё сохранились и доспехи фон Берлихингена… Он, shi…! Можно было и про их похождения написать…
Закономерно, но потом нацики из XX века не могли пройти мимо столь выдающегося германского героя и присвоили своей 17-ой мотодивизии СС его имя, и назначили её эмблему, на которой была железная рука. Так или иначе, этот фанатичный воин оставил след в истории.
Из конструкции руки видно, что потерял Гёц правую руку.
Солянка – странная вещь, про то, как не рекомендуется ездить на поездах и сходить по приколу на разных станциях – в поисках неких незнакомцев или странных городов и вещей. В общем, герой рассказа оказался в странном заброшенном городе, где ему подали нечто, что он так и не получил (но он обрёл кое-что в замен – впрочем, это его не особо порадовало, хотя казалось бы… кусок изумрудной бутылки!).
В оригинале там фигурировало эльзасское блюдо – квашеная капуста, шукрут (Sauerkraut – фр. либо Sürkrüt – нем.). Но переводчик взял блюдо, наиболее близкое по смыслу – солянку, ибо тогда про шукрут не все знали – и это звучало как нечто ужасающе-неведомое.
Расплатой для героя рассказа – разрыв с другом (это он дал ему халявный билет и научил такому спорному способу времяпрепровождения, как сход на рандомный станции) – и желание попробовать ту, поданную ему тогда, но так и не вкушенную им Пламенную солянку – после которой все солянки мира, от лучших поваров, кажутся ему прахом и пеплом…
Опять же хорошо бы подошло для Баек из Склепа: странно, непонятно, мистично и поучительно. Но хоть жив остался. По сути, рассказ-фантазм: герой куда-то попал, что-то пережил, и это имело свои последствия – нежданная прибыль от куска бутылки, но цена проклятущей солянки… И странное заключение: Мы разошлись с Бьюиром – ̶д̶е̶в̶о̶ч̶к̶а̶м̶ ̶В̶а̶н̶я̶ ̶б̶о̶л̶ь̶ш̶е̶ ̶н̶е̶ ̶д̶р̶у̶г̶ ̶ он мне больше не друг…
Вознесение Септимуса Камина – тот рассказ, над которым плакал мой дед. Великий Ромовый путь, гибель моряков – пусть и контрабандистов, незадолго до того крестивших новорожденную малышку. И Бог принимает грешников, выставляя на полнеба ту самую бутылку рома, которую моряки не выпили, а употребили на крещение невинного дитяти. Короткий и ёмкий рассказ, довольно сильный, но с налетом бесбашенного цинизма в конце – моряки есть моряки, они неисправимы!
У меня один вопрос – как танцовщица плясала на сцене на последнем месяце беременности? Жестокие времена и нравы, но всё же…
Заброшенная обсерватория – смысл тот же, что и у “Трёх сыщиков” – Тайна Замка Ужасов Альфреда Хичкока: некто наводит тень на плетень, подбавляя мистики, пугая ужасом – дабы не мешали заниматься делом. Но ГГ был не так прост – и был готов ко всему. Налёт мистики – а за ним оказалась приземленная бытовуха, насквозь прозаическая. Забавно, но злодей традиционно палится, констатируя свои действия – впрочем, ГГ и так было понятно многое из того, что происходило в обсерватории.
Это любопытно.
Автор косил под пирата и контрабандиста, поэтому когда его звали пиратом, то дико радовался, чудак-человек…
Автор – любитель Диккенса, поэтому у него есть много детективных рассказов, в том числе в духе Шерлока Холмса: он взялся писать именно про него, как бы фанфики на заказ, но потом переделал его в своего Гарри Диксона, да еще и придумал ему новые, но не менее странные дела.
Нередко вводил в свои рассказы хищных крабов и пауков – так что восклицание про Руку Гетца: паук, да нет же, краб, краб бежит по потолку – также имело для него особое значение. Ну и всякая живность экзотическая: крокодилы, ̶б̶е̶г̶е̶м̶о̶т̶ы̶,̶ обезьяны, ̶к̶а̶ш̶а̶л̶о̶т̶ы̶, змеи и прочие.
Видно, что некоторые свои переживания и сцены из юности автор перенес не в одно своё произведение. Как минимум, он и сам жил в Генте, в ” проклятом старом доме” – который он всё же любил, и у него на виду, напротив его дома, жили некие три сестры (возможно он застал их молодыми, но потом они состарились, как и он); а минимум с одной, самой молодой, у него что-то было, что очень часто прослеживается в его произведениях, в особенности в симпатии ГГ к младшей из сестёр: это и сёстры Шутц (Рука ГФБ), и дамы Кормелон (Мальпертюи), и сёстры Памкинс – и ещё три дамы Маранн из того же Вернувшегося. С одной стороны, это весьма навязчивые штампы, с другой стороны автору виднее, да и мило это всё… Должен же быть у писателя фетиш, и не один – и страхи-фобии всякие там…
Часто вписывал архитектурные, знакомые ему дома, улицы и здания в свои рассказы. Также, часто у него попадались рассказы про авантюристов, контрабандистом, моряков: порты, корабли и всё с ними связанное.
Также, из произведения в произведение у него кочует добрая и сердечная, хорошая кухарка Элоди – она была как в Руке Гётца, так и в Мальпертюи. В общем всё то, что ему нравилось и что он любил (или страшился), Жан Рэй вписал в свои труды.
Хороший реверанс в сторону сказок Гауфа, с упоминанием голландского фольклора – Чернолесья (Шварцвальда), Михеля Голландца – в одном из морских произведений.
Есть ряд совсем уж коротких и странных априори рассказов – в этот же сборник вошли логически подкрепленные и вразумительные рассказы, от которых не возникает потом вопросов: “что это было?” и “зачем, почему?”
Итог.
Читал в переводе А. Григорьева (и его многие хвалят), и я согласен, что получилось хорошо. Другие, более ранние переводы корявенькие.
Много позже, прочитав другие его рассказы, уже не из того сборника, убедился. что в нём, сборнике тех лет, были собраны пожалуй, самые понятные и адекватные рассказы. Другие же рассказы, не вошедшие в мой сборник, являются по-Лавкрафтовски запутанными, обрывочными (ни начала ни конца) и попросту фантасмогоричными. Взять хотя бы Марливекское кладбище (Кладбище Марливек), отчасти похожее не Солянку, или рассказы Господин Вольмюнт и Франц Беншнейдер или даже Странные опыты профессора ̶П̶у̶к̶е̶н̶ш̶л̶я̶ш̶г̶е̶р̶а̶ Паукеншлагера. Вообще, многие его рассказы имеют в названии немецкие фамилии, всякие там Паппенгеймы и прочие. Последний, кстати, был в журнале “Техника – Молодежи”, 11 выпуск – за 1993 год, но рассказ этот был настолько короткий и невнятный, что я на него в свое время не обратил внимания.
Вот кратко и всё об этом замечательном сборнике, он до сих пор у меня лежит. Другие произведения, по мелочи, можно с трудом, но найти на просторах Инета… Этот автор меня, в своё время, приятно удивил – больше чем Лавкрафт – ещё и из-за многогранного обхвата разных тем. Повлияло и то, что я буквально вырос на рассказах Жана Рэя, когда как Лавкрафта я открыл позднее, в 2000 году – может и к лучшему, так как он рассчитан на более взрослую аудиторию, для лучшего понимания – в общем, как раз, вовремя я за него взялся. Но также, Жан Рэй больше по тематике и настроению рассказов приближается к другому классику – Алану Эдгару По (мрачновато и большей частью безысходно, читал примерно в тоже время что и Жана Рэйя), так что его стиль ближе к нему, чем к Лавкрафту. Что касается Алана Эдгара По, то Золотой жук и Убийство на улице Морг для меня стали для меня его первыми (и любимыми) рассказами.
Но Жан Рэй для меня стал одним из хороших примеров необычной подачи хорроров и необычных рассказов. Не одним Лавкрафтом живы…
Так как изучал французский в школе, для меня было радостью познать менталитет, пусть и не чистового француза, а скорее выходца одной из её провинций – граничащего с Бельгией, фламандского колорита.
Даже глядя на унылое, грустное лицо этого человека – много повидавшего, вы отчасти поймете, что свои произведения он вложил много из того, что пережил и узнал сам. Также он немного мне напомнил “папку” Конана – Роберта Говарда (наверное, своей шляпой) – оба они жили примерно в одно время и одевались согласно стилю того времени.
